22 февраля исполнилось 200 лет со дня рождения известной мемуаристки, адресата пушкинских писем и лирического шедевра "Я помню чудное мгновенье...", нашей землячки Анны Петровны Керн (урожденной Полторацкой, во втором браке Марковой-Виноградской).
  "Я родилась в Орле, - сообщала она в воспоминаниях о своем детстве, - в доме моего деда Ивана Петровича Вульфа, который был там губернатором. Мне и теперь случалось встречать старожилов, вспоминающих о нем с благоговением, как о высокой и благодетельнейшей личности... Я родилась под зеленым штофным балдахином с белыми и зелеными страусовыми перьями по углам 11-го февраля 1800 года..." (22 февраля по н. ст. - В. В.)
   Восемнадцати лет Анна по воле отца была отдана замуж за генерал-лейтенанта Е. Ф. Керна. Герой Бородина и сражения при Вязьме, получивший четыре ранения, он увековечен в "Военной галерее Зимнего дворца". Но Ермолай Федорович был на 35 лет старше своей юной жены, и для нее замужество оказалось несчастливым.
  Зимой 1819 года в столичном доме президента Академии художеств А. Н. Оленина (мужа родной тетки Анны Петровны) произошла первая ее встреча с Александром Пушкиным. Занятая игрой в литературные шарады, в которой участвовали знаменитый Крылов и композитор-орловец А. Плещеев, она не сразу обратила внимание на Пушкина, который, однако, "вскоре дал себя заметить". "Когда я уезжала, - вспоминала Керн, - и брат сел со мною в экипаж, Пушкин стоял на крыльце и провожал меня глазами..."
  Прошло без малого шесть лет, прежде чем они увиделись снова. Летом 1825 года Анна Петровна находилась в селе Тригорском, псковском имении другой своей тетки - П. А. Вульф-Осиповой. Живший в то время по соседству в Михайловском Александр Сергеевич был постоянным гостем владелицы Тригорского, где, по утверждению А. И. Тургенева, провел "лучшие минуты своей поэтической жизни".
  Вот как описывает Анна Петровна первое появление поэта в их доме: "Мы сидели за обедом и смеялись над привычкою одного г-на Рокотова, повторяющего беспрестанно: "Простите за откровенность" и "Я весьма порожу вашим мнением". Как вдруг вошел Пушкин с большой; толстой палкой в руках. Он после часто к нам являлся во время обеда, но не садился за стол; он обедал у себя, гораздо раньше, и ел очень мало...
  -Тетушка, подле которой я сидела, мне его представила, он очень низко поклонился, но не сказал ни слова: робость была видна в его движениях.
  Я тоже не нашлась ничего ему сказать скоро ознакомились и заговорили...".
  Особенно запомнился нашей землячке другой его приезд: "Пушкин был невыразимо мил, когда задавал себе тему угощать и занимать общество. Однажды с этой целью явился он в Тригорское со своею большою черною книгою, на полях которой были начертаны ножки и головки, и сказал, что он принес ее для меня. Вскоре мы уселись вокруг него, и он прочитал нам своих Цыган (законченных осенью 1824 года в Михайловском. - В. В.).
  Впервые мы слышали эту чудную поэму, и я никогда не забуду того восторга, который охватил мою душу!.. Я была в упоении как от текучих стихов этой чудной поэмы, так и от его чтения в котором было столько музыкальности, что я истаивала от наслаждения; он имел голос певучий, мелодический..."
  Анна Петровна и сама обладала прекрасным голосом. Больше всего поэту нравился в ее исполнении романс "Венецианская ночь" (на слова И. И. Козлова, который, кстати, перевел на английский язык пушкинский "Бахчисарайский фонтан"). "Скажи от меня Козлову, - просил Пушкин своего друга, поэта и критика П. Плетнева, - что недавно посетила наш край одна прелесть, которая небесно поет его "Венецианскую ночь" на голос гондольерского речитатива - я обещал известить о том милого вдохновенного слепца. Жаль, что он не увидит ее, но пусть вообразит себе красоту и задушевность - по крайней мере дай бог ему ее слышать!.."
  В конце письма выразительная приписка на итальянском языке: "Написано в присутствии, этой самой особы, что для каждого должно быть ясно..." Ясно было и Михайловскому изгнаннику: переживаемое им чувство - скорее любовь, нежели сильное увлечение.
  Плененный "красотой и задушевностью" уроженки города Орла, Александр Сергеевич чуть ли не ежедневно навещал Тригорское. Через несколько дней после памятного авторского чтения поэмы "Цыганы" тетя Анны Керн предложила всем после ужина совершить поездку в Михайловское.
  "Пушкин очень обрадовался этому, - вспоминала Анна Петровна, - и мы поехали. Погода была чудесная, лунная июльская ночь дышала прохладой и ароматом полей… Приехавши в Михайловское, мы не вошли в дом, а пошли прямо в старый, запущенный сад. "Приют задумчивых дриад" (строка из I строфы второй главы "Евгения Онегина". - В. В.), с длинными аллеями старых дерев, корни которых, сплетясь, вились по дорожкам, что заставляло меня спотыкаться, а моего спутника вздрагивать... Подробностей разговора нашего не помню; он вспоминал нашу первую встречу у Олениных..."
  На следующий день, 19 июля, Керн уезжала из Тригорского в Ригу, к месту службы супруга. Пушкин пришел проститься и на про-щанье передал ей экземпляр первой главы "Евгения Онегина". В неразрезанных листках Анна Петровна обнаружила вчетверо сложенный почтовый лист бумаги с обращенными к ней стихами:
  Я помню чудное мгновенье:
   Передо мной явилась ты,
   Как мимолетное виденье,
  Как гений чистой красоты.
  В глуши, во мраке заточенья
  Тянулись тихо дни мои
  Без божества, без вдохновенья,
  Без слез, без жизни, без любви.
  Душе настало - пробужденье:
  И вот опять явилась ты,
  Как мимолетное виденье,
  Как гений чистой красоты.
  
  Впоследствии это пушкинское стихотворение М. И. Глинка переложил на музыку и свой романс посвятил старшей дочери Анны Петровны - Екатерине, в которую был сильно влюблен.
  25 июля 1825 года Пушкин писал из Михайловского "гению чистой красоты": "Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое и мучительное, чем то, которое некогда произвела на меня встреча наша у Олениных... Берусь за перо, ибо умираю с тоски и могу думать только о вас..."
  В 1828 году поэт вписал в альбом Керн несколько шуточных мадригалов, а в следующем году у нее дома написал стихотворение "Приметы". После женитьбы Пушкина Анна Петровна виделась с ним редко, хотя продолжала общаться с его родителями и сестрой.
  Овдовев в 1841 году, она против воли отца вторично вышла замуж за своего троюродного брата. Переехав в Петербург, подружилась с литератором Н. Н. Тютчевым, у которого встречалась, в частности, со своими земляками Ф.Тютчевым и И. Тургеневым.
  3 февраля 1864 года Иван Сергеевич из Петербурга извещал П. Виардо: "Вечер провел у некой г-жи Виноградской, в которую когда-то был влюблен Пушкин, Он посвятил ей несколько стихотворений, признанных одними из лучших в нашей литературе. В молодости, должно быть, она была очень хороша собой и теперь еще при всем своем добродушии сохранила повадки женщины, привыкшей нравиться. Письма, которые писал ей Пушкин, она хранит как святыню..."
  Интересно, знал ли великий писатель о том, что орловские дома, где она и он родились, разделяют всего три квартала? На обороте подаренной ей фотографии Иван Сергеевич оставил автограф: "Анне Петровне Виноградской на память от И. Тургенева. С - Петербург. 1864 г.".
  В этом году в журнале "Семейные вечера" был помещен отрывок из ее "Воспоминаний о Пушкине, Дельвиге и Глинке", служащих продолжением опубликованных пять лет назад мемуаров о великом поэте. Известный его биограф П. Анненков так отозвался о литературном труде нашей землячки: "Только одна умная женская рука способна так тонко и превосходно набросать историю сношений, где чувство своего достоинства, вместе с желанием нравиться и даже сердечною привязанностью, отличаются разными и всегда изящными чертами".
  Последние годы Анны Петровны прошли в странствиях и постоянной нужде. Незадолго до своей кончины в 1879 году она решила вновь побывать в Тригорском и Михайловском. По дороге, весьма трудной для ее почтенного возраста, она заехала для отдыха к упомянутому выше псковскому помещику П. Рокотову, у которого тогда гостил популярный оперный певец Ф. Комиссаржевский, отец не менее прославленной актрисы.
  По просьбе хозяина он решил дать концерт для его друзей и знакомых. Вот что писал об этом вечере корреспондент одной из столичных газет: "Певец был в ударе и покорил своим талантом все общество. Но очарование вечера портила какая-то старуха, неопрятно и даже грязно одетая, все время приставая к Комиссаржевскому с неуместными замечаниями... Старуха так надоела певцу, что он наконец шепотом спросил у хозяйки:
  - Что это за старуха? Кто она такая?
  - Да это же Анна Петровна Керн!
  - Как? Та самая?
  - Да, та самая.
  Раздражение Комиссаржевского мигом улетучилось, и он, подойдя к роялю, попросил, чтобы ему аккомпанировали "Я помню чудное мгновенье..."
  Музыка Глинки, слова Пушкина и пение талантливого певца (у него был лирико-драматический тенор. - В. В.) сразу захватили присутствующих. Все затаили дыхание и слушали, как зачарованные. А Комиссаржевский, пропев последние слова романса: "И для него воскресли вновь и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь", быстро подошел к старухе и благоговейно опустился на колени.
  Анна Петровна разрыдалась и, схватив дрожащими руками голову певца, молча и бессчетно ее поцеловала... Это было так трогательно, что у зрителей невольно навернулись слезы. Как будто тень Пушкина пронеслась в этой комнате".
  Дом, где увидела свет воспетая великим поэтом Анна Керн, не сохранился. На его месте возвышается здание гостиницы "Русь", боковой фасад которого десять лет назад был отмечен мемориальной доской в честь нашей славной землячки.